В истории этих странствий Мануэля удивительно не то, что его задерживали, а то, что отпускали – он всякий раз выдумывал какую-то небывальщину и… умудрялся избегать возвращения в специнтернат. Но в июне 1942 года везение Питера Мануэля закончилось – его не просто задержали в городе Саутпорт (Southport), но связали с 3-я случаями хищений из домов. Помимо этого, Мануэля обвинили в нападении на девушку, которую он обнаружил спавшей в одном из домов. Мануэль съел продукты на кухне, забрал сумочку спавшей девушки, после этого разбудил её и… принялся избивать молотком.

К счастью, не убил.

После такого его, говоря объективно, надо было определять в тюрьму. Однако суд для несовершеннолетних проявил снисхождение и милостиво возвратил Питера в специнтернат. Он убежал оттуда опять и опять покуролесил по стране. За полгода Питер совершил ограбление, сопряжённое с насилием, похитил велосипед, взломал ящик для подаяний в храме, обворовал кассу кинотеатра и совершил ещё с десяток преступлений разной степени тяжести – и это только то, что удалось установить полиции! В конце концов, он был задержан при попытке безбилетного проезда и снова попал в суд для несовершеннолетних. Пытаясь объяснить своё антисоциальное поведение, Питер рассказал тогда, будто был ранен во время воздушного налёта, потерял надолго сознание, пришёл в себя в больнице и 4 или 5 дней пробыл в состоянии «пустой головы». Мать его подтверждала травму головы, хотя и утверждала, что она не была связана с бомбёжкой. На суд россказни такого рода впечатления не произвели, и Питера Мануэля отправили-таки в настоящую тюрьму «Борстал» («Borstal»), в которую он прибыл на второй день после собственного 16-летия [то есть 15 марта 1943 года].

Там он пробыл 2 года. В тюрьме якобы приключился инцидент, едва не стоивший ему жизни. Во время работы в тюремной мастерской произошло поражение сильным током группы людей, в результате чего 3 человека погибли, а Мануэль получил ожоги рук и ног. Во время лечения ожогов произошло их нагноение, грозившее сепсисом. После этого у него начались провалы в памяти, которые могли охватывать периоды продолжительностью в 10—20 часов. Никакими объективными документами несчастный случай в тюремной мастерской не подтверждается, а россказням Мануэля люди, хорошо его знавшие, не доверяли, поскольку этот человек врал постоянно и без лжи не мог жить.

Однако объективности ради нельзя не отметить того, что в медицинской карте Питера имелись отметки о шраме на голове – следствии ранения при бомбёжке – и на правой руке. Шрам на правой руке появился якобы после хирургической операции по удалению нагноения ожога от удара электрическим током в мастерской. Установить, где в рассказах Мануэля была правда, а где начинались выдумки, не представлялось возможным ни в 1957 году, ни тем более в настоящее время.

По освобождении из «Борстала» в 1945 году Мануэль отправился в Блэкпул, где пытался вести жизнь плейбоя в его собственном понимании этого термина. Он ввязывался в разного рода полукриминальные авантюры типа охраны подпольного игорного заведения или сопровождал опытного «каталу», промышлявшего жульничеством в карты. Когда не было заработка охранника, он подрабатывал фотографом на пляже. Там же на пляже он и спал в летние месяцы. Он всем рассказывал, что является американцем, недавно приехавшим в Великобританию. «Янки» воспринимались тогда по-настоящему крутыми – сытые, энергичные, самодовольные, с кошельками, набитыми деньгами. Чтобы походить на настоящего «янки», Питер курил сигары, говорил с акцентом и поигрывал серебряным долларом. Те, кто знал его подноготную, посмеивались, а те, кто не знал, принимали вздорную болтовню за чистую монету.

Именно тогда – в летние месяцы 1945 года – у Питера появилась кличка «Американец», которая имела иронично-саркастический подтекст, поскольку Питер являлся обычным шотландским нищебродом. Сам же Мануэль ею гордился, ведь, формально рассуждая, он и в самом деле являлся американцем, правда, так и не оформившим гражданство надлежащим образом [в Соединённых Штатах действует «право почвы», то есть человек, рождённый на территории государства, автоматически приобретает гражданство].

Развлечения в Блэкпуле закончились довольно неожиданно и совсем неприятно для Питера. Поскольку американскому плейбою полагается покорять женщин везде и сразу, он неосторожно пофлиртовал с девочкой, появившейся на пляже в компании местных ребят. Оказалось, что ребятам глубоко наплевать на «крутизну» «американского плейбоя», и они без долгих разговоров избили его. Мануэль, придя в себя, метнулся к известному ему скупщику краденого и… обменял серебряный доллар на револьвер и дюжину патронов. После чего вернулся на пляж. Он ходил по пляжу, рассказывая, что прикончит обидчиков, но никого так и не прикончил – всё получилось гораздо смешнее. Знакомый уголовник, услыхав болтовню Питера, пригласил того выпить в какое-то низкопробное заведение, опоил и… украл револьвер.

Питер, проспавшись, понял, что остался без серебряного доллара, пистолета, и притом с набитой мордой. Причём без шанса отомстить за прилюдное поругание! Он возвратился в Глазго и на протяжении осени 1945-года и последовавшей за ней зимы совершил серию краж из отдельно стоящих домов, в которых проживали семьи среднего класса. Закончилась эта эпопея тем, что 17 февраля 1946 года молодой ещё детектив Уилльям Манси задержал Питера с поличным. В своём месте эта история уже упоминалась. 21 марта 1946 года он признал в суде свою вину в 15 случаях проникновения в дома, 2-х случаях хищения из домов и 1-м случае покушения на хищение из дома. Благодаря признанию вины Питер был приговорён всего лишь к 12 месяцам лишения свободы, то есть менее чем по месяцу за каждый пункт обвинения.

Но время до суда, купленное отцом за залог в 60 фунтов стерлингов, Питер Мануэль использовал весьма своеобразно. В начале марта он совершил по меньшей мере 3 нападения на женщин, сопряжённые с тяжёлыми побоями. Ни в одном из этих случаев он не совершил изнасилования, но пытался раздеть жертву и интимно прикасался, на основании чего прокурор квалифицировал каждое из преступлений как сексуальное. Сам Питер этим крайне возмущался и при каждом удобном случае подчёркивал, что не является насильником и сорвал трусики с женщины только в одном случае, а правоохранительные органы якобы во время следствия попросту фальсифицировали доказательную базу. В силу специфики доказывания в суде прокурор из 3-х эпизодов оставил только один – о чём в своём месте уже упоминалось – но Мануэль по этому обвинению «присел» крепко – аж на 8 лет!

Про его пребывание в шотландской тюрьме «Питерхед» («Peterhead») рассказывали вещи довольно любопытные. Прежде всего Питер показал себя отменным рассказчиком – а в местах лишения свободы люди, способные рассказывать много и интересно, весьма ценятся. Рассказы Мануэля звучали необычно для английских уголовников – тот с видом знатока объяснял им устройство американских банд, живописал о ночной жизни Нью-Йорка, проститутках в мехах, кокаине в барах и ресторанах, автоматах «томми» на задних сиденьях автомобилей… Невероятный апломб и самонадеянность рассказчика подкупали слушателей, Мануэль утверждал, что являлся членом серьёзной гангстерской группировки, и ему верили! В своих фантазиях об Америке он был очень убедителен.

Другой чертой, вызвавшей определённую симпатию тюремного сообщества, стала жестокость Мануэля и его безбашенность. Он был готов драться с любым противником, не взирая на его вес, рост, силу и опыт; в мире, где грубая сила решает многие проблемы, такое бесстрашие ценится высоко. Несмотря на свои очень скромные физические кондиции – рост всего-то 163 см! – Мануэль был достаточно силён физически и вынослив, он никогда не жаловался на усталость и при выполнении тюремных работ являлся напарником весьма надёжным и полезным. Это тоже добавляло ему определённые симпатии других тюремных сидельцев.

Продолжая сбор информации о Мануэле из разных источников, Доудэлл узнал, что сидевшие с Питером люди говорили о нём как о гомосексуалисте. В этом месте необходимо пояснить, что в те времена в Великобритании отношение к этой девиации сильно отличалось от отечественной культурной традиции. Формально однополая любовь на берегах «Туманного Альбиона» как бы не существовала – об этом не говорили и её не замечали. В действительности же она широко процветала в высших слоях общества, где питалась воспитанием в закрытых учебных заведениях для мальчиков. Это вовсе не измышления Ракитина, пытающегося навести тень на плетень и тем унизить британское образование, которое почему-то признаётся некоторыми нашими неразумными согражданами лучшим в мире. В данном случае автор указывает на вещи, хорошо известные всякому интересующемуся историей Британии.

О гомосексуализме в английских